Возбудитель спокойствия. (с)

Во всех моих... были твои черты,

И это с ними меня мирило

Идея была стара, как мир - запатентованный ещё Виктором Франкенштейном способ практически не давал осечек и обещал ощутимый результат уже через четырнадцать дней спустя вполне приемлемый отрезок времени... Я знал о нём всегда, и только расползающиеся остатки морали сдерживали мою неуемную жажду действий. Но мало кто может бороться со своим собственным, внутренним искушением, и я исключением не стал…

Когда я закрыл проект, пообещав себе никогда больше не вмешиваться в естественный ход событий, я и предположить не мог, что это будет только началом кошмарного, глобального искушения…

Я встретил его полгода назад в *** - не ожидая от этого сомнительного общества никаких подарков судьбы, я не слишком вглядывался в людей, выделяя, разумеется, этого человека среди всех: приятно удивляющий своей адекватностью одинокий бета из маленького городка со страшнейшим синдромом отличника и общей неустроенностью жизни. Испытывая к человеку искреннюю симпатию и сочувствие, я исправно улыбался ему при встречах, даже не думая ни о каком сближении…

Боже, где были мои глаза.

Я, можно сказать, собрал тебя по частям.

Звучит ужасно, но это правда

Он неестественно смеется, прижимаясь лбом к моему виску, чуть отстраняется, продолжая улыбаться - мимика у него совершенно дикая… и я проваливаюсь прямо сквозь стул и грубо сложенный пол, когда сквозь чужое лицо проступают невыносимо знакомые черты. Уже не живой человек – призрак обнимает меня за плечи, наваждение длится меньше секунды, но этого хватает, чтобы сердце гулко и неровно запрыгало где-то на уровне поясницы.

Он отвлекается – говорит что-то Рики, лицо вновь меняется, возвращаясь к изначальному образу – но уже поздно. Я уже вижу – и уже не могу перестать проводить десятки параллелей… господи, зачем, зачем вместо своих закрытых под горло костюмов, к которым я так привык, ты именно сегодня надел черную алкоголичку, открывающие широкие плечи – открывающие их так, как я помню. Именно сегодня твои отросшие волосы чуть вьются – почти так, как я помню. Мы забираем тебя гулять – забираем с собой, и ты поддаешься внезапному приглашению остаться на ночь – и встряхиваешь головой с той отчаянной улыбкой, которая когда-то в прошлой жизни предвещала самые безумные авантюры…

Одна не чает души в себе, другая - во мне

(Вместе больше не попадалось)

Чем я руководствовался, приглушая свет в гостиной ровно до такого уровня, чтобы настенные огоньки, неверными рассеянными бликами бросаясь в глаза, не позволяли сосредоточить взгляд на собеседнике? Чем я руководствовался, поддаваясь наведенной мной самим иллюзии с таким восторгом, словно только этого и ждал?..

Я смотрел на него всю ночь – а он… медленная, вдумчивая речь сменяется торопливым захлебывающимся смехом, он вцепляется в волосы одной рукой – и на другом конце комнаты я вообще перестаю дышать. Говори, говори ещё – только голос отрезвляет меня, только голос не похож, и если ты замолчишь, я, кажется, просто сожру тебя. Господи, это невыносимо, я не могу перестать смотреть – я пытаюсь переключиться на смысл его слов, но, как назло, он рассуждает о храмах и литургиях, и я не знаю, куда себя деть… Эти дерганые, быстрые жесты, это неправильная мимика пугает меня – а ещё больше пугает это лицо, когда я наяву вижу, как его черты неторопливо искажаются, текут, как воск, и уверенно складываются в другое лицо… у меня никогда не было настоящих галлюцинаций – но в этот раз я, кажется, слишком хотел их увидеть.

Одна, как ты, со лба отдувает прядь,

другая вечно ключи теряет…

Он смотрит на меня, сидя на низком матрасе – и резкий боковой свет бесстрастно выхватывает из рассветного сумрака несуществующий облик. Мне хочется схватить его, встряхнуть, стереть с его лица эту иллюзию… или убедиться, что она – настоящая.

А что я ни разу не мог в одно все это собрать -

Так Бог ошибок не повторяет

Я смотрел, как он спит – и не думал ни о чем, уже не заставляя себя помнить, что передо мной другой человек. Просто будь здесь, просто не двигайся…

Просто – возвращайся.